Лес за Гранью Мира (сборник) - Страница 151

151

Итак, нас, моего принца и меня, привели назад, в город. Его посадили под арест, а меня, закованную в цепи, бросили в темницу, где морили голодом и били плётками. Король хотел, чтобы я лежала там до самой смерти, чтобы я была полностью забыта, но некоторые из его рыцарей были недовольны этим решением и не хотели меня забывать. Он был вынужден привести меня на суд епископов и открыто обвинить в колдовстве, заявляя, что я очаровала его сына. Для меня это было долгой историей, но я расскажу её тебе покороче. Как и предполагалось, меня признали виновной и приказали сжечь на Большой площади через три дня.

Нет, друг мой, не стоит так беспокоиться, ты же видишь, что меня не сожгли. Это то же самое тело, которое привязали к столбу на рыночной площади королевского города много лет назад.

Друзья принца, по большей части юноши, а также многие охотно к ним присоединившиеся, надели доспехи и освободили принца из-под ареста. Все вместе они направились на Большую площадь, где я уже стояла на куче дров, полунагая, только в нижней сорочке. Я вдруг увидела, как люди шерифа подались назад, а вокруг поднялся шум и гам. Затем народ, толпившийся вокруг меня, разбежался, и я услышала топот копыт множества лошадей. Площадь наполнилась вооружёнными всадниками, которые кричали: «Жизнь за госпожу нашего повелителя!» Через минуту я была уже на свободе и в объятиях своего принца. Ко мне подвели лошадь и помогли на неё сесть. Нам пришлось тут же бежать, чтобы не произошло самое худшее, и я стала свидетельницей многого из того, что происходило в тот день. Я видела, как невооружённый народ и те зеваки, которые пришли на площадь, чтобы поглазеть на казнь, разбежались, а за нашей спиной выросла целая толпа народа с дрекольем и луками, которая кричала: «Жизнь за госпожу!» А вот перед нами не было никого, кроме всадников шерифа и отряда рыцарей и пеших воинов примерно в таком же количестве, как и у нас. Зато впереди них в полном вооружении стоял король. Лицо его закрывал шлем, а поверх кольчуги был надет королевский сюрко с вышитым на нём гербом: серебряная башня на фоне голубого неба, усеянного звёздами.

Я поняла, что король и его воины собираются атаковать, и их не остановит вооружённая толпа позади нас. По правде говоря, в сердце моём почти не было страха. Моей храбрости даже хватило на то, чтобы пожалеть, что у меня нет меча, которым можно нанести хотя бы один удар за жизнь и любовь. Король поднял свой меч, трубач приложил к губам трубу, но в этот момент мы услышали пение и увидели епископа и аббата монастыря святого апостола Петра, а также монахов, крестоносцев*, чтецов и других духовных служителей. Как я потом узнала, епископ нёс в руках Пречистое Тело Христово, накрытое золотой тканью. Он встал между двумя армиями, обратившись лицом к королю, а его люди, остановившиеся рядом, продолжали громко и мелодично петь.

Тогда копья поднялись и мечи были вложены в ножны. Из королевского войска вперёд вышли три старых рыцаря, подошли к королю и посовещались с ним, после чего король уехал во дворец, а те рыцари подъехали к нашему войску и разговаривали с предводителями, но не с принцем. Я не слышала, о чём. Принц же, добрый и любящий, подошёл ко мне, отвёл меня в родовой замок, проводил в прекрасную спальню и там целовал меня и ухаживал за мной. Он принёс мне красивую одежду и сам одел меня, как будто собирался стать моей служанкой.

Вскоре пришли предводители тех, кто выступил на нашей стороне, и сказали, что на этот раз нам, как милость, даровали перемирие, но поставили условие. Ни принца, ни меня, ни всех тех, кто был при оружии и боится королевского гнева, не должны видеть у города на расстоянии ближе, чем пятьдесят миль. Это продлится до того момента, пока не будет оглашена дальнейшая воля короля. Впрочем, если кто-нибудь захочет сложить оружие и отправиться домой, он может спокойно остаться в городе и не бояться королевского гнева при том условии, что не примет больше участия в бунте. Это касается всех, кроме колдуньи. Я в любом случае должна была уйти.

В тот же самый день, ещё до заката, мы выехали из городских ворот. Снова была середина лета и оставалось три часа до окончания того дня, в который меня должны были сжечь. Мы ехали в сопровождении благородных воинов и рыцарей, но я вспоминала о тех, кто был убит в день нашего пленения, и мне было жаль, что они не едут с нами. По крайней мере, тот прекрасный юноша был рядом, хотя он всё ещё был слаб от ран, ведь тюремное заточение и судебный процесс заняли почти два месяца. Я искренне радовалась ему, поскольку уже думала, что он мёртв.

Милый друг, я прошу простить меня, если ты утомился моим долгим рассказом о моих друзьях минувших лет, но я считаю, что ты должен знать кое-что о них, чтобы не любить во мне то, чего во мне нет. Ведь я, и в этом-то вся суть, я, такая, какая есть, буду любить именно тебя, и никого иного.

Множество людей желали присоединиться к нам, пока мы ехали к городу, принадлежавшему моему принцу. В этом городе жили только его друзья, и мы прибыли туда, ведя за собой великое войско, поэтому, поселившись в нём, мы уже не боялись преследований короля. Там епископ Святой Церкви обвенчал нас с принцем, в точности соблюдая обряд, и я стала занимать то положение, о котором мечтал для меня принц, и не меньше.

Тогда-то для этой мирной и счастливой земли начались трудные годы. Как-нибудь я расскажу тебе о них, и расскажу многое, но не сейчас, поскольку скоро закат, а я ещё хочу поделиться с тобой несколькими воспоминаниями.

Принц и его отец начали войну друг против друга. Временами один, временами другой одерживали победу. Каждая сторона, похоже, думала, что одна-две битвы положат конец борьбе, но это было не так, и война длилась год за годом, пока сражения не стали основным занятием всей страны.

151