Лес за Гранью Мира (сборник) - Страница 239

239

Урсула протянула руку и сказала:

– Поклянись на ней.

Лорд взял её руку и произнёс слова клятвы, а Мудрец из Города Мечты сказал:

– Сдержите эту клятву, милорд, чтобы и Вы, и Ваши друзья из Верхних Лугов были счастливы и чтобы не случилось горя.

Они наслаждались последними минутами, проведёнными друг с другом, и Ральф заметил, что Бык стал более благородным. Это порадовало его. Но вот, наконец, он снова встал и произнёс:

– А теперь, лорд, мы просим тебя отпустить нас, поскольку путь долог, а моим родным, возможно, требуется помощь.

Тогда Бык встал, позвал Оттера и велел привести своего коня. Все вышли, сели на коней и тронулись в путь из Долины Башни. Рыжеголовый скромно ехал позади. В полдень сделали остановку, чтобы пообедать. После того, как все вместе преломили хлеб и распили чашу вина, Бык и Оттер, поцеловав путников, распрощались с ними и отправились назад, в Долину Башни. Ральф же с Урсулой и Мудрецом, не задерживаясь, поехали вперёд.

Ральф подозвал Рыжеголового и попросил его ехать рядом, чтобы можно было поговорить. Тот подъехал. Урсула ласково поприветствовала его, и они начали весёлый разговор. Ральф сказал Рыжеголовому:

– Капитан, друг мой, ты скромен, ты едешь вдали от лорда и Оттера, если это не случайность, но я не вижу причин для этого.

Рыжеголовый ухмыльнулся:

– Что касается Оттера, всё так, что же до сэра Быка, то это совсем другое дело. Его род так же славен, как любой в этих краях, а может, и лучше. Во всяком случае, он постоянно говорит о своих родичах и о многочисленных предках. По сравнению с ним я всего лишь проходимец… Да-да, это так! Что бы он или Оттер ни приказали, все выполняют их приказы, а мои временами оспариваются. И скажите, милорд, если мне хорошо живётся, то зачем же рисковать и пытаться что-то изменить? По правде говоря, оба этих господина обошлись со мной очень хорошо.

Ральф засмеялся:

– А как ты считаешь, хорошо они поступят, если отдадут за тебя Агату?

– Хорошо, достойный сэр, – ответил Рыжеголовый.

– Не такой уж великий дар за твою храбрость, как мне кажется, – сказал Ральф. – Она хитрая и распущенная. Ты достоин лучшей жены.

– Милорд, – ответил Рыжеголовый, – Вы о ней можете говорить всё, что Вам вздумается, но никто другой пусть не смеет сказать о ней то, что мне не по сердцу. Что бы ни происходило, она всегда верна и смела. Кто подумает, что она недостаточно прекрасна даже для человека получше меня? Это большая удача, я так считаю, что ей и не нужен никто другой.

Урсула сказала:

– А, может быть, теперь, когда она свободна и ничего не боится, ей не нужна хитрость? Или я ошибаюсь?

– Благодарю Вас за Ваши слова, миледи, – произнёс Рыжеголовый и замолчал, слегка хмурясь на Ральфа.

Но Ральф сам обратился к нему:

– Нет, друг мой, я вовсе не хотел тебя обидеть, просто я гадал, что же вас свело.

Рыжеголовый ответил:

– Это сделали страх и боль, а также помощь друг другу.

Урсула спросила:

– Добрый капитан, как же она избежала страшной участи в руках тирана? Насколько я поняла из того, что слышала, именно на неё возложили всю вину (хотя она просто служила своей госпоже) за то, что я бежала из замка Аттербол.

– Так оно и было, миледи, – сказал Рыжеголовый. – Но, как Вы, возможно, знаете, ей удалось распространить слух о том, что она сильна в колдовстве, которое будет действовать и после её смерти. Тот, кому её призрак предречёт дурную судьбу, а особенно тот, кто будет повинен в её смерти, не увидит счастья, пока жив, а жизнь его будет недолгой. В эту историю, которую, по правде говоря, я сам помогал распространять, лорд Аттербол поверил полностью, так искусно она была составлена. Если говорить кратко, он боялся Агату, причём больше мёртвую, чем живую, так что, когда он пришёл домой и обнаружил, что Вы, миледи, сбежали, он и в самом деле решил, что Ваш побег – это дело рук Агаты и её хитрости. Более того, он поверил в это, поскольку его племянник (тот, которого Вы обманули, и я частично догадываюсь как) придумал для него историю о том, как всё это было сделано с помощью колдовства Агаты. Этот юноша был самым злобным из всех людей, разве что не превзошёл в этом своего дядю. Он ненавидел Агату и хотел, чтобы она испытывала самые страшные мучения, а он бы стоял рядом, наблюдая за этим. Но его злоба обернулась против него. Из-за этой истории лорд ещё больше, чем раньше, поверил в то, что Агата – ведьма.

Урсула спросила:

– А что случилось с этим злобным юношей, капитан?

Рыжеголовый ответил:

– Это не всем известно, миледи, но как раз за два дня до убийства его дяди я встретил его в лесу недалеко от замка, и так как я был очень угрюм в тот день, я привязал его пятки к шее и туда же привязал камень да бросил его в таком виде в глубокое лесное озеро, что носит название Овечья топь. Но вернусь к моему рассказу об Агате. Когда милорд возвратился домой, то сразу же послал за ней, и гнев его настолько превзошёл страх, что за него говорили лишь бич, розги да дыба. Но Агата держала себя так спокойно и холодно и так злобно улыбалась ему, что вскоре он немного пришёл в себя, и страх вернулся к нему. Он понял, что не может делать с ней, что хочет, а потому проследил, чтобы, как бы с ней ни обращались (а обращались с ней крайне плохо, знает Бог), её душа оставалась в теле. Наконец, страх настолько завладел им, что он помирился с ней и даже попросил у неё прощения и одарил её. Она ответила ему довольно ласково, но всё же так, чтобы он и другие, стоящие рядом (а я тоже там был), решили, что она подарила ему день перед жатвой. Что же касается меня, то я для него был слишком низок и незаметен. В любом случае, мы стали ждать великого дня избавления.

239